Десексуализация моды: Почему секс больше не продается?

«Миллениалы относятся к сексу гораздо более буднично — они не хотят выглядеть нарочито сексуально, им нравятся спокойные, расслабленные образы».

Как и все процессы в мире, мода развивается по спирали. Именно поэтому fashion-мир, подобно телеге постоянно наезжает на два камня преткновения, которые можно назвать гиперсексуализацией и десексуализацией. Насколько вы понимаете, оба термина имеют окрас отрицательный, потому что представляют собой нечто гипертрофированное, иными словами чересчур.

И если в первом случае, мода строится исключительно на сексе и обнаженной Ким Кардашьян, которую все боготворят и любят. Во втором – его значение полностью устраняется, а ню-фотосессия Гермионы, а если точнее Эммы Уотсон, подвергается критике. Ради справки скажу также, что самой горячей новостью сегодняшнего дня стала просьба Виталия Милонова запретить прокат «Красавицы и чудовища», в котором, кстати, актриса играет главную роль за «неприкрытую пропаганду греха».

В общем, все происходящее в мире говорит нам о том, что на данный момент мы переживаем период десексуализации. И это отмечают не только модные обозреватели, опираясь на новые коллекции и тренды, но и психологи, а также работники образовательных учреждений. Все сейчас говорит нам о том, что новое поколение воспринимает секс немного иначе. Летом прошлого года The Independent выпустил статью, в которой говорилось, что поколение Y — первое в истории, которое занимается сексом в разы меньше, чем их родители, будучи в том же возрасте. Причина тому — смена приоритетов. Молодому поколению приходится заботиться, в первую очередь, о своем заработке, чтобы не быть выброшенным за борт. Это повышает количество стресса и уменьшает либидо. А еще войны, политические кризисы и иные проблемы, которые сопутствуют нашему настоящему, сказываются на отношении к сексу.

Сексуальная революция завершилась, 50 оттенков серого с элементами БДСМ, пусть и не самого качественного, показали в кино, а в Европе разрешили заключать однополые браки. Мы сходили на курсы к секс-коучам, узнали все об оргазмах и полигамии, мы изучили секс вдоль и поперек, насладившись им сполна. Это значит, что теперь можно успокоиться, найти свою любовь и не ходить по улице в мини-юбке. Обнаженные тела уже не удивляют, не кажутся чем-то особенным, мы привыкли к тому, что нас повсюду преследуют эротические фотографии (например, это самый популярный сегмент фото в инстаграме), мы даже не обращаем внимания на порно, которое выскакивает на случайных сайтах. Ведь мы все уже видели и нам больше неинтересно.
Именно поэтому все больше дизайнеров не выпускают «голые платья», а наоборот закрывают тело полностью. Секс сегодня отнюдь не главный инструмент маркетинга в моде.

На смену эротическому имиджу пришли более актуальные темы, например острые социальные проблемы. Так, феминизм уже взяли на карандаш Dior, Nike и Prabal Gurung. На теме о саморазвитии построена политика брендов Céline, The Row и Lemaire. Иными словами, сексуальность перестала быть двигателем рынка, и брендам приходится искать новые способы коммуникации с аудиторией.

Конечно, вы можете мне возразить, сказав, что секс всегда будет продаваться и это так. Только раньше этот «продающийся секс» работал по другой схеме. Бренд выпускал суперпровокационную кампанию, которая получала широкий общественный резонанс. Повышение интереса, говорит нам о том, что даже если вы не «в теме», то все равно где-то да видели новую «шокирующую рекламу», а картинка меж тем откладывается в голове. В конце концов, покупатель сдаётся. И здесь уже совсем не важно купит ли он рекламируемую вещь или что-то другое. Старая бизнес схема строилась на принципе о том, что «плохого пиара не бывает». На данный момент подача стала менее агрессивной и прямолинейной, менее искусственной и постановочной. А репутация бренда имеет особый вес, и важно не «чем провокационней», а «чем глубже».

Потребитель отрекся от безусловных инстинктов в пользу концептуальности, идеи и свободы самовыражения. И это не значит, что общество стало более закрытым и асексуальным, нет. Возможно, общество стало более ответственным, более серьезным, желающим что-то изменить в этом мире. А это, по моему мнению, совсем не плохо.