Арт-объект: Ангел Ульянов рассказывает о любви, моделинге и России

Ангел Ульянов — это один из тех людей, за которым я не фанатично, но слежу. Аутентичный подход к работе, внешний вид, а главное манера — не может оставить без внимания, если он все-таки попался вам на глаза. Я, честно, нервничала, перед нашей встречей, потому что не могла представить, каким может быть этот загадочный человек. В виду хорошего настроения Ангела или звезд, которые сошлись в нужной орбите — все прошло очень гладко. Если говорить правду, то он был похож на фею, и какими-то легкими, сказочными акцентами приковывал внимание. При этом сменял свою доброту на конкретные вопросы, адресованные мне. Это было странно. Никто так раньше не делал. Мы проговорили целый час, и больше всего из этой беседы мне запомнится его тихий голос, искренность и глубокое осознание предмета нашей беседы.

Чем ты занимаешься?
Я визуализирую свои проблемы.
Откуда пришло понятие «арт-объект»?
Так меня назвала дизайнер Юля Цезарь. Мы с ней общались достаточно близко. Это было что-то большее, чем дружба, что-то на уровне внутреннего притяжения. Нас связывало творчество. Могу предположить, что это как один из вариантов названия музы. Только муза – слишком громко звучит, а арт-объект ощущается по-другому. Это больше образ, нежели человек.
А почему не муза, слишком круто?
Муза – это прикольно, мне нравится, когда меня называют музой, но арт-объект звучит как-то точнее. Это же не означает, что надо постоянно придерживаться образа, надевать какие-то шмотки на себя и быть клоуном, это гораздо глубже.

Есть у тебя какая-нибудь отдушина от работы?
Я люблю такое банальное, тупое кино. Еще в последнее время я подсел на художественные BBC фильмы. Потому что они берут хороших актеров, выдают красивую картинку, и там всегда интересный сюжет с неоднозначным концом. Мне нравится, когда ты смотришь и думаешь, что ты все понял, а на самом деле ты ничего не понял. Прикольно иногда чувствовать себя идиотом. Нет, я, конечно, люблю красивые, глубокие фильмы. Но это под настроение, иногда хочется подумать, а иногда расслабиться.

Как ты себя чувствовал, когда принимал наркотики? Сможешь описать этот период?
С одной стороны, было очень классно. Меня окружало много творческих людей, все они, в основном, были связаны с музыкой. Это было где-то в 2009-ом. Я тогда еще выступал в клубах, как фрик-танцор, сам писал музыку, короче музыка была со мной долгое время. Мы жили большой компанией в загородном доме и тусили там. Но со временем — это стало страшно. Потому что наркотиков стало много, а друзей мало. В этот момент началось самое жесткое, когда ты видишь, как твои друзья с бешеной скоростью катятся вниз. Кто-то уходит из жизни, кто-то попадает в психиатрическую лечебниц. И это жесть, от которой не спрятаться. Потому что ты живешь в определенных условиях, ты живешь в этом доме и оказываешься сторонним наблюдателем. Там была постоянная текучка, новые знакомые, неизвестные люди и порой ты перестаешь вообще понимать, что происходит. В этот момент случается переворот сознания, ты понимаешь, что надо принимать какое-то решение. Это тяжело. В тоже время этот опыт дается не просто так. Наркотики — это, конечно, хреновая вещь. Но для меня это был период, когда я понял для себя очень важную вещь, что человек может позволить себе быть слабым. При этом наркотики дали какой-то странный поворот в мозгах, может, раскрыли творческий потенциал.

Что ты осознал к 29-ти годам?
Я понял, что люди слишком много навязывают друг другу какое-то свое мнение. Что значит парень в 30 лет? Вырисовывается понятный всем образ. У него есть стабильная работа, наверное, в офисе, у него есть семья, он уже имеет ребенка или готовится к этому, и у него есть жилье. У меня этого нет. С одной стороны, это пиздец. Я понимаю, что дальше общество будет требовать большего, потому что так «нужно». Но с другой стороны, меня окружают такие люди, которые мыслят совершенно в другой плоскости. Этого ничего не должно быть ни у кого в прицепе, никто ничего никому не обязан. Люди не обязаны иметь собственное жилье, детей и работать в офисе к 30-ти годам. Не могу назвать это кризисом, но все вокруг толкает тебя на то, чтобы ты принял какое-то решение, расставил приоритеты. Важно понять, кого слушать себя или других людей. И в это время многие люди ломаются. Я, надеюсь, что я себя услышал и понял, мне стало спокойнее.
И какая твоя высшая цель?
Самореализация. Я хочу делать все по максимуму, будь я модель или уборщик. Я хочу иметь возможность донести людям свои мысли.

Как проходил твой процесс принятия себя?
Сначала был период, когда я не мог принять себя таким, какой я есть. Я искал в себе изъяны, хотел убрать скулы, был лысым и что-то с ушами меня бесило. И когда я пошел в моделинг – это было жестоко, постоянно приходилось смотреть на людей, которые казались мне более красивыми, чем я. Это был сравнительный период, когда ты сравниваешь себя с другими и пытаешься сказать себе: «Ну, тут я вроде ничего, а тут может даже и поинтересней, чем другие». Когда начались нормальные съемки, начался этап себялюбия. У многих он особенно развит, все любят на себя подрочить, фотошоп там, все дела. Таких людей много, они хотят смотреть на себя, они делают фото и видят там себя. У меня этот период быстро прошел, но это и есть процесс принятия себя. Самое интересное началось после, когда ты начинаешь видеть себя со стороны. Ты выкладываешь фотографию и не смотришь на себя, как на «Я». Этот момент мне очень нравится. Когда это уже не Ангел, а Господин N.
Почему тебя не привлекает стандартная работа модели?
Я не хочу работать на кого-то. Я не хочу выполнять требования, ходить на кастинги, жить в модельной квартире, сниматься каждый день в каких-то лукбуках. Не хочу делать то, что меня не вдохновляет. Я очень сложный в этом плане. Если мне что-то не нравится, я этого не делаю. Я могу уйти со съемки или сказать фотографу какие-то замечания, иногда это грубо, но я считаю, что это правильно.

Как тебя воспринимают люди в России?
У меня очень мало хейтеров. Все хотят фолловеров, а я хочу хейтеров. Про мои фотографии никто не пишет ничего плохого. А вот когда я пишу посты в фейсбуке, меня начинают засирать за мои мысли, потому что они достаточно грубые. Но я так думаю и ничего не могу с этим поделать. Меня, например, в последнее время начала раздражать группа «Ленинград». Вот на примере «Ленинграда» сейчас объясню. Людям нравится какая-то массовость, какое-то бессознательное проявление агрессии. Девятиклассники в их душе радуются, слыша слово «х#й», у них внутри что-то начинает играть. При этом они ничего не чувствуют, когда говоришь о Тиме Уолкере или пытаешься обсудить шоу Маккуина. Можно даже не о моде, можно обсудить оперу, но практически никто в моем окружении не слушает такое. А «Ленинград» начал делать одно и тоже, и музыка одна и та же. Я слушал их лет в 20, и это было весело. И, несмотря на то, что возраст моих друзей в фейсбуке уже давно перешел этот порог, они почему-то так ссутся с этого. В эти моменты я понимаю, что их уровень воспитания и восприятия мира очень узки что ли. Именно из-за этого, когда я пишу, люди начинают очень грубо реагировать.
Когда я писал пост про наркоманов с «Outline», мне писали в личку какие-то отвратительные вещи. Они, видите ли, подумали, что я пишу плохо про сам фестиваль. А я просто в этот день гулял по городу и видел этих инопланетян, которые бегали, злились и кричали, что Россия говно. Я написал про них, про этих людей, мол у наркоманов праздника не будет. Странная реакция короче.

Ты задумываешься о социальных сетях?
В последнее время я начал думать о своем инстаграме, и начал вручную, как дурак, удалять людей, которые неактивны. Меня начала бесить несоразмерность количества подписок и лайков. Мне очень важно, чтобы появилась публика, которой это было бы интересно. Чтобы они обсуждали, смотрели, были живыми.

Как тебе Гоша Рубчинский?
Я считаю, что в плане маркетинга он молодец. Он все-таки давно известен. Я много его показов видел, не то чтобы он мне нравится. Когда он стал на слуху, я заинтересовался его творчеством. Он себе не изменяет – это факт. Но то, что он делает одно и тоже – это плохо. Он показывает русскую культуру, это нужно суметь, взять очевидное, понятное и простое всем и сделать из этого бренд. Это не гениальность, конечно, но это прикольно. Мне это нравится, что это было сделано настолько на базовых вещах, что в итоге показалось чем-то сложным.
Ты веришь во что-нибудь?
Да, я верю в Бога. У меня своя религия, называется «Бог Inside». Я считаю, что Бог в каждом из нас. Это может быть душа, совесть, внутренний голос. Неважно. Но это и есть твой Бог, и если он позволяет тебе что-либо делать, то ты это делаешь. Остальное – не наши проблемы.

Есть такое понятие «широта русской души». Как ты это понимаешь? От чего зависит это качество души, от места рождения?
Я думаю, что человек, который не только родился в России, но и прожил долгое время, имеет русскую душу. Мы любим страдать и сострадать, надеяться на что-то со стороны, кто на Бога, кто на правительство. Другие культуры такого не закладывают. Например, в Америке люди знают, что есть такой период, после которого ты должен жить самостоятельно. А у нас можно и в 30 лет позвонить маме и попросить денег. У нас принято выезжать на родителях. И еще мы растеряли свою культуру. У нас нет профессионалов. Это, кстати, тоже становится частью нашего менталитета. У нас не умеют строить ракеты, журналисты не умеют писать, а фотографы фотографировать, только с музыкой более-менее, но все это неизвестные группы. Но все любят страдать, да.

Хотел бы себе преемника?
Нет, я хотел бы, чтобы все это из меня вышло, закончилось и красиво оформилось. Иногда я думаю: «Вот если бы я умирал, кого бы я пригласил меня снять? И кто смог бы это все сделать красиво, опубликовать или сделать выставку?» Я думаю, что каждой истории нужно свое завершение.

Что такое любовь?
Любовь – это жертвоприношение. Ты приносишь себя, свои интересы какие-то ради другого человека, ради того Бога, который подарит тебе счастье. Я думаю, что любовь – это классная штука. Просто очень трудно найти человека, который бы понял тебя. Я считаю, что нашел свою любовь, мне хотелось бы так думать. Мне стало спокойнее. Самое главное в любви – спокойствие. Но при этом мне страшно иногда, я боюсь потерять человека. То есть – это что-то очень красивое и болезненное одновременно.