Виктория Колотова
@victoria.kolotova
У каждого свои дороги, которые привели их в Париж. В основном в этот город приводят мечты, любовь и жажда перемен. Сюда сбегают от сложностей, здесь что-то ищут и знакомятся с собой. Отсюда, к слову, сбегают тоже. Мы с детства знаем про город влюблённых и про праздник, который всегда с тобой, поэтому багетно-беретных стереотипов тут избежать не удается никому. Французская культура с молниеносной скоростью проникает в иммигрантский быт. Быстро привыкаешь к тому, что сыр — это десерт, а торт подают не к чаю, а под аккомпанемент алкогольных напитков, а Почта России по сравнению с местной префектурой оказывается примером исключительной организации и слаженной работы. О тим-билдингах, мотивации, “улучшайзингах” разного уровня и пятилетках за три года здесь не слышал никто. Зато французская система образования учит тебя не опаздывать, потому что у родителей есть ровно 10 минут (четко с 8:20 до 8:30 утра), чтобы отвести своих чад на занятия, вне зависимости от количества чад и удаленности их школ друг от друга.
Франция научила меня правильно и красиво есть. Здесь все построено на тончайших нюансах, оттенках и послевкусиях. В середине простых рецептов часто выскакивает щепотка шафрана и какой-нибудь апельсиновый конфит. Петух в вине, без сомнения, прекрасен, но мое холопское сознание после первого самостоятельного месяца в Париже затребовало борща. Для борща главный ингредиент — свекла. А свекла — это не мидии, улитки или устрицы. Это здесь продукт дефицитный, практически эксклюзивный. И тут одна русская бывалая грандама мне рассказала, что в магазин на соседней улице на днях привезли свежую свеклу. Красную, что немаловажно. А за ней уже очередь из соотечественников. Я тоже собиралась туда отправиться, как она поспешила меня остановить. Говорит: “Купила я, значит, эту свеклу. Она снаружи-то красная, а внутри — французская, белая. Варила ее, варила, а когда стало понятно, что белая свекла все-таки не покраснеет, плюнула на все и налила в борщ красного вина”.
Благо французский муж моей подруги Марины открыл недалеко от Эйфелевой башни русский ресторан с пельменями и борщами Pèle-Mele, и моя кулинарная тоска развеялась.
Дружат во Франции тоже по-особенному, немного отстраненно: последнюю рубашку, равно как и последние штаны здесь всегда оставят себе, потому что Париж — это город любви, в первую очередь к самому себе, к своим желаниям и потребностям. Здесь каждый квадратный сантиметр призывает отбросить суматоху в сторону, устроиться в кафе, заказать себе довольно посредственный кофе и наблюдать за прохожими.
Париж — город чьей-то мечты. Однозначно не моей, что не умаляет его достоинства, вежливости и снобизма. Если относиться к городу с благодарностью и почтением, он начинает отвечать взаимностью.
В Париже невозможно не любить. После того, как мы в совершенстве освоили любовь к себе и нероссийскому шампанскому, мы начинаем любить родину, далекую и автоматически прекрасную. Эта любовь, как и французский быт, тоже заразная и иной раз передается через постель. Мужья моих подруг с неменьшей силой начинают проникаться родиной своих жен, еще более далекой для них, странной и загадочной. Они с легкостью запоминают песни Лепса, философски относятся к новогоднему оливье и могут в изысканных выражениях послать куда подальше, но вежливо, по-французски. Особенно продвинутые в этом вопросе пытаются умом понять Россию и даже где-то применить к себе. Им, в отличие от нас, не известно ничего про ее “особенную стать”, а раскрывать все карты мы не спешим. Мы лишь улыбаемся и рассказываем байки из детства.