Актриса, которую скоро можно будет увидеть в новом фильме о Джеймсе Бонде «007: Спектр», рассказала в интервью о том, почему 007 — идеальный мужчина, — и о том, что заставляет ее играть в «насильственных и несмотрибельных» фильмах. Моника Беллуччи так комментирует свою роль: «Я не девушка Бонда, я женщина Бонда».
Здравствуй, Моника! Ты стала самой зрелой пассией Джеймса Бонда за всю историю фильмов о знаменитом агенте. Как ты думаешь, почему так?
Мы живем в мире мужчин. Мужчины сильны во всем, имеют власть над всем: журналистика, актерское мастерство, режиссура; банки, финансы, школы. Все законы созданы мужчинами. Почему-то некоторые мужчины считают, что если женщины больше не в состоянии рожать детей, значит они состарились. Это неправда — они по-прежнему прекрасны! И поэтому я считаю, что Сэм Мендес совершил революцию, выбрав на эту роль именно меня, женщину в возрасте.
Я не очень хорошо знаю Голливуд. Я никогда не жила в Лос-Анджелесе или Нью-Йорке. Но я вижу, что в Париже, где я живу, такие актрисы как Катрин Денев, Изабель Юппер, Шарлотта Рэмплинг до сих пор имеют возможность играть роли сильных, сексуальных женщин, несмотря на то, что им уже не 20.
Некоторые люди считают выражение «девушка Бонда» обидным. А как насчет тебя?
Не могу назвать себя девушкой Бонда, потому что я слишком зрелая для этого. Я бы назвала себя так: «леди Бонда» или «женщина Бонда». Я очень горжусь таким своим статусом, потому что на самом деле Джеймс Бонд — самый потрясающий мужчина! И знаете почему? Потому что его просто не существует.
Недавно на кинофествиале в Торонто был представлен новый фильм «Виль-Мари», где ты сыграла актрису. Как это было?
Прежде всего, она женщина — с огромным количеством проблем. Она просто пользуется тем фактом, что она актриса, подобно солдату, который защищает себя с оружием. Потому что когда она выходит на публику, люди жаждут увидеть картинку, а не ее настоящую. Люди думают, что она красивая, знаменитая и особенная. А на самом деле она чувствует себя меньше, чем ничем.
К тебе это относится?
Я надеюсь, что нет! Но если вы спросите меня, почему я стала актрисой — я не знаю, почему. Есть одна красивая фраза, которую сказал Хамфри Богарт… нет, не Хамфри Богарт! Ричард Бартон! Ричард Бартон сказал: «Актриса — это больше, чем женщина, а актер — меньше, чем мужчина». Я не знаю, о чем это. Но только это именно то, что мне нужно сделать прямо сейчас. Может быть, через 10 лет я больше не буду актрисой. Но сейчас играть — это то, что мне необходимо. Это один из способов узнать что-то о себе.
Я надеюсь, что я хорошая мать для моих детей. Но у меня две дочери; если бы у меня был сын, я думаю, было бы сложнее. У меня замечательные отношения с моими девочками. Но я думаю, я бы смогла понять боль матери, у которой нет хороших отношений с сыном. Думаю, что нет большей боли, чем эта.
Что приводит тебя в более экстремальные фильмы, такие, например, как «Необратимость»?
Тело является объектом моей работы. Вот почему я считаю, что быть актрисой — это одна из самых жестоких профессий. Если вы пианист, у вас есть пианино. Если вы гитарист, у вас есть гитара. Но если вы танцор или актер, ваш инструмент — это ваше тело.
Например, когда мы видим танцоров, нам кажется, что они парят в воздухе. Наиболее трогательным моментом в моей жизни был тот, когда я побывала в Большом театре в Москве: я никогда не видела искусство такого уровня. Но я уверена, что, когда танцоры вернулись в свои гримерки, их ноги были полны крови. Пока они танцуют, они не чувствуют крови. Они парят, они не чувствуют боли. Я считаю, что актеры могут делать со своим телом все что угодно — они как будто забывают обо всем вокруг. Они могут делать любые вещи, не стыдясь этого.
Ты когда-нибудь чувствуешь, что зашла слишком далеко?
Я не знаю. Красота — это как маска, и люди думают, что, если ты красивая, некоторые вещи даются тебе легче. Когда-то я была очень застенчива. Когда я стала нравиться другим, я стала менее стеснительной, потому что люди стали чаще сами приходить ко мне, а не я к ним. Но в жизни наступает такой момент, когда красота молодости уходит. Даже если меня считают привлекательной, мне все равно 50 лет, не 20. Наступает такой момент, когда приходится просто смириться, потому что время идет. Все, что я могу сказать, — я готова к этому.
