В честь дня Равной оплаты труда мы решили поднять тему гендерного равенства в финансовой части нашей жизни и опубликовать для вас статью Михаила Пожарского.
12 апреля — День равной оплаты труда. В этот день все прогрессивные люди планеты ставят в твиттере хэштеги, дабы привлечь внимание к проблеме разницы в мужской и женской оплате труда. А не так давно (в начале 2016 года) как раз вышла обширная работа американского Национального бюро экономических исследований «The Gender Wage Gap: Extent, Trends, and Explanation», авторы которой проанализировали данные о доходах американских семей в промежутке между 1950 до 2010 годом. И хотя авторы оперируют в основном американскими данными, этот документ содержит множество ссылок на разнообразные исследования, помогающие понять, что такое гендерный разрыв в зарплате, откуда он берется, куда идет и что с ним делать.
Начнем с того, что гендерный разрыв в зарплатах действительно существует — и он существенный. Начиная с 1955 года американские женщины зарабатывали примерно 60% от того, что зарабатывали мужчины. Так было (с небольшими колебаниями) вплоть до начала 80-х, когда женские зарплаты резко поползли вверх. По данным на 2014 год, женщины в США зарабатывают 79% мужских зарплат из расчета в месяц или 83% из расчета в неделю. Значит, американские мужчины получают на 20% больше!
Откуда же взялся разрыв?
Что же дает такую печальную картину? Тут начинается самое интересное. Взять разницу в образовании и рабочем опыте — авторы обнаружили, что этот разрыв сильно сократился. Разница в опыте к началу 2010-х осталась совсем небольшой и объясняет лишь малую часть разницы в зарплатах. А вот образовательный разрыв ныне и вовсе обратный: американские женщины имеют такую же или более высокую степень, чем их коллеги-мужчины.
Отдельно обсуждается разница в ценностях и психологических качествах — однако и она не всегда в пользу мужчин. К примеру, исследования показывают, что у женщин есть преимущество в коммуникативных навыках, а это востребовано в тех сферах, где требуется работа с людьми. Мужчин же отличает большая уверенность в себе, соревновательность и склонность к риску — однако все это, что можно также обозначить словами «наглость», «упрямство» и «безрассудство», часто выходит мужчинам боком. Например, тот же разрыв в образовании, который ныне стал в пользу женщин, связывают отчасти с «плохим поведением» мальчиков в школе.
Также показательны результаты психологических экспериментов, где кандидатам, мужчинам и женщинам, нужно было выполнять задания и получать плату по выбору: либо невысокую за количество выполненных заданий, либо высокую, но лишь по результатам соревнования с другими кандидатами. Выяснилось, что даже самые умные женщины предпочитали не вступать в борьбу, хотя гарантировано бы победили, и в результате получали меньше денег, чем могли бы. Тогда как большая часть мужчин, наоборот, предпочитала соревнование. Но и эта стратегия не была разумной, ведь в итоге большинство из них продуло в пух и прах.
Преимущество мужского «пути наглости» проявляется на собеседованиях: по статистике мужчины требуют зарплату больше, чем женщины. Более того, эксперименты, симулировавшие процесс приема на работу, показывают, что мужские требования воспринимаются положительно. Таких мужчин интервьюеры считают целеустремленными и настойчивыми. Но когда то же самое делают женщины, их считают эгоистичными и жадными. Это бьет и по мужчинам, которые не торгуются: таких воспринимают слабохарактерными. У этого процесса есть маленький, но важный нюанс: требования женщин воспринимались негативно лишь тогда, когда на собеседовании не было оговорено, что «торг уместен». Значит, там, где указано, что зарплата «от» или «по результатам собеседования», у мужчин уже нет преимуществ в переговорах.
Возможно, это следствие разного воспитания: мальчиков подбадривают бежать во двор и играть в футбол, а девочкам твердят: «Не бегай, ты же девочка!» Наука пока не может дать четкого ответа, где «воспитание», а где «природа», но нам сейчас это неважно. Важно, что обе стратегии поведения не способствуют максимизации прибыли. Мужской «путь наглости» позволяет порой срывать джекпот, но часто оставляет ни с чем (кроме депрессии и недоумения: «Меня учили бороться, а я боролся и лоб расшиб»). Женский «путь скромности» дает стабильный доход, но меньший, чем могла бы получить женщина, если бы время от времени вступала в борьбу.
В итоге лишь небольшая часть разрыва в зарплатах объясняется отличиями в поведении, которые еще и работают в обе стороны. Есть и другие нюансы: так, больше женщин предпочитают работу с гибким графиком, которая оплачивается хуже.
Самая значительная доля разрыва объясняется тем, что мужчины и женщины выбирают разные профессии. В 70-е годы в США этим объяснялись 27% разницы, а сейчас уже почти половина (притом что сам разрыв сократился вдвое). Женщины вырвались из узкого загона «медсестры — учительницы — обслуживающий персонал» и успешно осваивают традиционные «мужские» занятия, но происходит это медленно. Авторы ссылаются на классификацию из более 500 профессий, в основе которой лежит вопрос: «Сколько женщин должны сменить специальность, чтобы гендерный состав всюду стал равным?» В 70-е ответом было 64,5%, сейчас, спустя 40 лет, — 51%.
И было бы лицемерием сказать, что такое профессиональное расслоение является лишь следствием свободного женского выбора. Эксперименты, опять же, показывают, что многие работодатели в сфере STEM (наука, технологии, инженерия, математика) охотно нанимают женщин, если пол соискателя в анкете не указан, но если же пол указан, демонстрируют явное предпочтение мужчинам. Скорее всего, видя такое отношение, меньше девочек делают выбор в пользу этих занятий — замкнутый круг.
Штраф за материнство
Особый интерес представляет та часть разрыва, которую авторы осторожно именуют «необъяснимой» (подразумевая, что это та самая «чистая дискриминация»). До 80-х она составляла 21–29% разрыва, после — 8–18%, однако с тех пор проявляет завидное упорство и совершенно не желает снижаться. То есть, если мы уберем разницу в профессии, опыте и другие объяснимые нюансы, останется разница в 2–4%: на каждый мужской американский доллар американка получает 96–98 центов.
Интересно, что гендерный разрыв неравномерен: чем выше зарплата, тем больше и разрыв! Почему так? Ведь здравый смысл подсказывает обратное: образованные и богатые должны быть меньше подвержены стереотипам, а на самых высокооплачиваемых должностях превыше всего должны цениться профессиональные навыки. Но все ровно наоборот: и платят меньше, да еще и феномен «стеклянного потолка» реально существует. Согласно рейтингу Fortune 500, хотя женщины и составляют в среднем половину менеджмента, в топ-менеджмент вхожи всего 14,3%, а становятся СЕО — 3,8%. В крупных юридических фирмах только 14% женщин могут дослужить до партнеров — против 24% мужчин.
И вот почему: поставьте себя на место главы крупной компании. Вы готовы вложить в обучение топ-менеджера вагон денег, платить ему огромную зарплату — и взамен рассчитываете, что такой сотрудник останется с вами на долгие годы, разделит победы, поражения и самые гнусные секреты вашего бизнеса. И тут человек, от которого зависит слаженная работа тысяч людей и сохранность ваших драгоценных миллионов, неожиданно решает забеременеть, скрывшись с радаров на долгое время (и все это время исправно получая зарплату). А затем, может, и вовсе уйдет, решив поискать гибкий график или посвятить себя семье. Компании проще пережить потерю менеджера среднего звена, чем большой начальницы. Отсюда и возрастание денежного разрыва в «верхнем сегменте», отсюда и «стеклянный потолок».
Психологические эксперименты также подтверждают существование «штрафа за материнство». Работодатели воспринимают женщин с детьми как менее надежных работников, а вот мужчин с детьми — наоборот (видимо, предполагается, что мужчина будет больше работать, чтобы «прокормить семью»).
Это, вероятно, объясняет, почему в гендерном разрыве есть фрагмент, который не желает исчезать. И исчезнет не раньше самой способности к деторождению, а она вряд ли куда-то денется в обозримом будущем (технологические чудеса вроде искусственной матки пока еще далеко). Отпуск по уходу за детьми могут брать и мужчины (хотя есть основания полагать, что женщины получают от этого больший эмоциональный отклик) — в европейских странах это становится распространенной практикой, однако рожать пока не научились даже самые убежденные сторонники равноправия.
Что делать с гендерным разрывом?
Пускай разрыв и выравнивается в долгосрочной перспективе, но, как говорил Джон Мейнард Кейнс, «в долгосрочной перспективе мы все мертвы». Если можно исправить проблему быстро — например, при помощи правильных законов, то зачем ждать?
Но можно ли? Данные подсказывают, что нет. США стали пионерами в государственном антидискриминационном регулировании: Билль о гражданских правах, запрещавший всякую дискриминацию, включая гендерную, был принят в 1964 году, Закон о равной оплате труда — в 1963-м. И что же? Гендерный разрыв был практически одинаковым на протяжении всех 60-х и 70-х годов, но начал резко сокращаться в 80-е, когда в Белом доме сидел Рейган, а государственные усилия по наведению равноправия были существенно свернуты.
Более того, чрезмерное вмешательство государства в трудовые взаимоотношения людей может приносить вред. Например, многие экономисты убеждены, что такой вред принесла фиксированная ставка минимальной оплаты труда. Компании, которые не могут платить всем сотрудникам согласно установленному минимуму, вынуждены сокращать количество рабочих мест. В результате люди, которые были заняты низкооплачиваемым трудом, оказываются без работы. А в Японии, к примеру, действует закон, согласно которому нельзя платить иностранцам меньше, чем местным жителям. И знаете что? В Японии практически нет гастарбайтеров.
Гендерная уравниловка в зарплатах должна работать схожим образом. Что будет делать работодатель, если ему предложат двух сотрудников с одинаковой квалификацией и денежными запросами, но разного пола? Рациональное решение — выбрать того, кто точно не забеременеет. И чем больше государство будет преуспевать в роли уравнителя, тем меньше женщин будет нанимать бизнес. Согласно статистике OECD, Корея и Япония — рекордсмены зарплатной дискриминации, но они же замыкают рейтинг женской безработицы.
Британия, Канада, Австрия, Австралия тоже отличаются большим гендерным разрывом и невысокой женской безработицей (есть исключения, но ведь на эти показатели влияет еще много других факторов). Также интересно исследование, проведенное в 1998 году в девяти развитых странах: там, где декретные отпуска длятся больше 5–6 месяцев, средняя женская зарплата оказалась ниже. Чем больше государство «защищает матерей», устанавливая длительные отпуска, тем меньше женщинам в итоге платят. Таким образом, мы приходим к парадоксальному выводу: для того чтобы гендерный разрыв сокращался, главное — не бороться с ним!
На самом деле ничего парадоксального: обычные рыночные механизмы. Если женские навыки равны мужским, а денежные запросы скромнее, компании, нанимающие больше женщин, выдавливают с рынка конкурентов. Затем сами вступают в борьбу за женские кадры — что приводит к росту женских зарплат. Вплоть до величины мужской зарплаты минус «материнский штраф» — здесь уж ничего не поделаешь. Разве что какое-нибудь прогрессивное государство запретит женщинам рожать.
Асимметрия в выборе специальности тоже выравнивается, хотя и медленнее. Как это происходит? Женщины приходят в доселе «мужские» сферы и добиваются там успеха. Затем другие женщины видят в них ролевые модели, которыми руководствуются при выборе профессии. Но дело в том, что первопроходцы должны обладать каким-то явным конкурентным преимуществом: либо исключительными навыками, либо… меньшими денежными запросами. Либо и тем, и другим сразу.
Если же государство сумеет уравнять зарплаты в принудительном порядке, это лишит женщин одного из конкурентных преимуществ. Следовательно, этих женщин не наймут, они не станут примером для других женщин и гендерный разрыв сохранится.
Особенно мудрые государственные умы могут предложить: «Давайте уравняем зарплаты, а затем просто введем квоты!» Но так рыночному распределению трудовых ресурсов придется сказать последнее «прощай». И можно сразу начинать создавать Госплан, печатать талоны на еду, занимать места в очередях. Но все-таки есть место, где гендерные квоты придутся кстати, — это само государство. Ведь государственные службы не конкурируют на рынке и не подвержены вышеописанным механизмам. Начать можно с армии, спецслужб и прочих огороженных «мужских» песочниц.
Возможно, одна из причин, почему женщины мало представлены в STEM, — эта сфера часто спонсируется государством. Поэтому там нет никакой нужды сокращать издержки, нет и страха перед конкурентами. Можно позволить себе руководствоваться архаичными стереотипами и переплачивать мужчинам. Следовательно, чтобы в научной и технологической сферах было больше женщин, нужно бороться не с рубашкой Мэтта Тейлора, а с неэффективным расходованием общественных средств.
В заключение стоит вспомнить, что Россия — рекордсмен мира по количеству женщин среди старшего менеджмента: 43%. В кои-то веки России удалось пройти меж двух зол: Европой с ее государственной уравниловкой и Азией с ее архаичной культурой. О российском государстве можно сказать много плохого, но оно не стращает бизнес «борьбой с дискриминацией» (а строгость некоторых законов компенсируется необязательностью их исполнения). И в результате бизнес охотно нанимает женщин, в том числе на высокие позиции. Впрочем, если ушлый российский законодатель почует, что на «борьбе с дискриминацией» можно сделать себе капитал, то наверняка еще сумеет сбить эти 43% до нидерландско-японской десяточки.